Я ей мобильник подарил, её дочери пятилетней куклу большую. Всё было хорошо, накормила меня, потом гуляли втроём, погода хорошая. И вдруг ближе к вечеру ей кто-то позвонил, она вышла во вторую комнату, у ней «двушка» в семейной общаге, долго разговаривала. Потом выходит и говорит, что у ней в Белово какой-то родственник помер, завтра ехать на похороны.
— Она тебе сказала уматывать домой?
— Не сегодня, а завтра утром.
— Ты почему говоришь тихо, подслушивает?
— Нет, я вышел на улицу покурить и вам звоню, народ ходит, неудобно.
— Какие-то непонятки. А ты не думаешь, што этот звонок о смерти подстроен?
— Вполне возможно, по ней не видать никакого расстройства.
— Значит, не понравился ты ей, а чтобы ночью не приставал, придумала траурный повод, нельзя же блудить, когда родня мрёт, как в эпидемию холеры. А на кой ляд ты сразу мобильник даришь, не видя, не зная человека. Балбесина ты, Робка.
— Да не жалко, я хотел по — хорошему. Вы же сами сказали поступать по доброте.
— Но не по той, што сродни простоте и хуже воровства.
— Чево?
— Ладно, всё нормально.
— Чево мне делать-то?
— Как чево? Переночевать и по холодочку до дому отправляться. Попробуй, конечно, ночью тихонько подкрасться, да не, ты не сможешь, тут опыт нужен. Жаль, смотался, считай, впустую, ещё и мобилок отвалил ни за што. Ладно, Роб, приедешь, остальное расскажешь. Счастливо ночевать.
— Да, да, счастливо, отдельно от желанной де…, женщины, женщины.
— Ну, надежда не умирает никогда, так что попыточку сделай, только без грубости, нежненько. Нет, не смогёшь, слабоват ты. Короче, закругляемся, иди, пытайся, может, она понты колотит, тебя испытывает, а сама ждёт твоего натиска. Всё, чао какао.
∗ ∗ ∗ ∗ ∗
Дмитрий тоже в отпуске, но нонешний отдых от трудов хлебодобычных проводит дома безвыездно по причине самой прозаической – отсутствию денег на перемещение далее пределов города.
В начале второй половины своего века Дмитрий Вентов лишь малюсенько умедлил темп жизненного движения, который можно охарактеризовать одним словом – вскачь.
Русая чуприна облагородилась белыми нитями, зато усы накрыл иней седины насплошь, при больших серо-зелёных глазах и глубоко пропаханных складках щёк создался весьма выразительный облик.
Привычка вставать рано не мельче морщин в лицо въелась в мозг, оттого он летним утром в девятом часу уже не спал, читал книгу, когда мобильник загукал, заелозил по столу, потом начал вякать звонком.
— Ну, Робка, неугомоныш, чево опять спозаран трезвонишь?
— Еду домой, Дима Васильич.
— Давай так, если тебе дома нечего делать, то сразу ко мне направляйся, лады? Тут всё и расскажешь.
— Хорошо, лады то есть, скоро буду.
Самый конец июня, лето на погожие деньки скуповато, но сегодня с утра небушко чисто-чисто синё, ни намёка на облака, а тем паче, тучи.
