Москве пряник, России кнут, оборонительные Садовые и МКАДовские кольца, защитные редуты от нищей страны.
Главные иерархи РПЦ тоже там, за кольцами. Радостные от благосклонности Власти, от приближения к оной, не желающие понять разницу между кормлением около власти и окормлением народа.
Патриарх поспешает прибыть и помолиться на вдруг негаданно-подгаданно обнаруженном месте захоронения жертв репрессий, что ж, дело-то святое, но не поспешит осенить крестом сельский погост с могилками новопреставленных от властных щедрот стариков и старух русских.
Неверующие пастыри, посвящаемые в сан ради дохода, огромные деньжищи, собираемые Патриархией со всех приходов страны, а храмы строятся в основном на пожертвования и трудами прихожан, снова шёлковые рясы, плотные животы под ними, вместо троек иномарки, роскошь, ханжество и лицемерие. Было. Жутко кончилось.
Христос сидел ли в золочёных чертогах? Ел ли с золота и серебра? Пил ли из кубков драгоценных?
«Ты нам не нужен».
∗ ∗ ∗ ∗ ∗
Некто Подрабинек сказал ветеранам Войны: «Это не ваша Родина». Уста ваши лживы, немилостивый негосударь. Это Родина солдат, её спасших и нас, их благодарных детей и внуков. Вы уже ставите нашу Родину на колени пред Польшей за чужой, дьявольски перевёрнутый грех Катыни. По вашей русофобской логике нам скоро подогнут колени и за 1612 год, тогда ведь несчастных поляков голодом морили в Кремле, гнали, бедных, вилами в зад вон из пределов Отечества. А, там недолго ждать покаяния перед прелестной Францией за грызших поздней осенью 1812 года мёрзлое мясо падших лошадей солдат Великой Армии, за бородатых казаков, осквернявших своим присутствием прекрасный Париж. Кто следующий в очереди за русским покаянием и последующим воздаянием? Подходи, перед всеми повинимся.
Ужо вам, Подрабинек. Не нюхали вы, видимо, запах мозолистого кулака у носа вашего, немилостивец. Да Господь милостив, совсем не исключено, что доведётся. И прочим в очереди.
∗ ∗ ∗ ∗ ∗
Начало века, двадцатого.
Горит помещичья усадьба. Багровое пламя пожара обретает сочность цвета в багрянце заката. Хозяин усадьбы в одних белых подштанниках лежит навзничь в пыли у парадного подъезда дома. Подштанники розово облиты закатным пожаром, у пояса залиты тёмно-красной в черноту кровью. Живот хозяина вспорот, раскрыт и набит пшеницей. Розовато – восковые сверху, к краям раны хлебные зёрна обретают насыщенность красного.
