— Всякое дарение благо и всяк дар совершён свыше есть.
— Чё — то не просекаю толком.
— Говорю, прекрасный поступок, а дальше?
— Вчера встречались с ней, гуляли.
— До чего догулялись?
— Дима Васильич, вы как следователь.
— Не видел ты, Робка, следователей и не говори про них.
Просто я переживаю за тебя, потому и интересуюсь.
Перспектива обозначилась ли?
— Не знаю, повстречаемся, приглядимся, вроде нравлюсь ей.
— Ну-ну, может пойдёт полоса – полезут волоса, только неизвестно — из головы или с головы.
— Вечно Вы с какими – то непонятными выраженьями.
— Пойдём на раскомандировку, непонятливый вьюнош.
В конце той же смены рассорились вдрызг старый и малый.
В обед Робка постоянно приходил в другой корпус, там Дмитрий Васильич постоянно обретался, там у него ящик с личными вещами, там же он со слесарями обедал, сухомятно, отличительно от мужиков, распаривающих себе на обед лапшу из пакетов.
Робка предварительно тоже накидал в пузо размокшее тесто из большой чашки и должен быть сытнёхонек. Как бы не так. Никому ничего не должен Роберт Желвакин, это ему должна немилосердная природа, лишившая его чувства сытости.
Приходил и садился скромнейше в стороночке, вроде и не видя, как едят мужики оголодавшие. Это только вроде, жратву его взгляд уцепит всегда и потащит к себе, а губы, зубы и язык, то есть весь жевательный комплекс тут же приходит в непроизвольное движение, мня, тря и чмокая.
Так происходит ежеобеденно. Робка знает, что Дима Васильич не любит есть одиноко каждый своё и обязательно уделит ему что-нибудь из своего обеда.
Так и нынче. Дмитрий подал Робке помидорину с кулачище.
«Спасибо» — плод поболе Робкиного ротового разъёма, однако въехал туда без запинки, после двух-трёх движений комплекса дёрнулся кадык и размолотая овощина ушла в цех переваривания.
Следом, тоже со «спасибо», последовали кусок сыра, кругляшок колбасы, пара печенюшек и конфета. Сцена привычная, многократ повторённая, все заняты пищепоглощением, один Сашуля Молотков не мог равнодушно смотреть на разгул чревоугодия.
— Робка, тебе бы бетоном залить полжелудка, штоб в него такая махина жрачки не влазила. Роберт уже пьет чай, ссыпая в стакан крошки со рта.
— А я и его переварю.
Поели, почаёвничали, курили, отдыхали.
Вторую половину смены Дмитрий работал в станочном корпусе. Близ конца смены по распорядку последний перерыв. Уставший Дмитрий Васильич зашёл в слесарку. Робка один, за столом у окна на столе стакан с кофе, один пустой пакетик и два нераспечатанных, горушка шоколадных конфет и раскиданы смятые фантики, сигарета дымится прямо на краю стола.
— Ты прямо как в ресторации, а бугор придёт, за курение по ушам нахлопает.
